... Говорят, что он был человеком конфликтным, сам нарвался, сам «заработал». Может быть... Может быть, был острым, конфликтным, проблемным человеком! Судя по его творчеству, наверное, все так и было. Но я его знал достаточно близко, мы много общались. У меня еще осталась кассета, которую он мне напел, — на будущее. Я эти песни еще буду петь.
...Он, бывало, приходил сам, играл что-то под гитару... Да что там говорить! Я его знал милейшим, обаятельным человеком, совершенно бесконфликтным. Мы с полуслова понимали друг друга, смеялись, веселились. Он мне еще рассказывал: «Когда я начинаю в своем концерте петь “леонтьевские” песни — “Примерный мальчик”, “Память”, “Друзья-товарищи”, “Уеду”, то говорю публике, что сейчас начнется авторский вечер Леонтьева». Кстати, когда он мне давал петь эти песни, то обещал, что сам их трогать не будет, но потом я это раскручивал, а Тальков все это начинал петь. И ничего...
...Вообще Игорь был моим поклонником — сам мне об этом рассказывал — с давних-давних пор. Когда у Игоря еще не было своего репертуара, когда он, может быть, еще не так удачно занимался сочинительством, он, как и все молодые певцы, пел что-то известное. И у него в репертуаре была «Ненаглядная сторона», «Там, в сентябре», «Бреду по желтым склонам». Это, стало быть, конец семидесятых — начало восьмидесятых годов.
Когда я уехал из Сыктывкарской филармонии в Горький, то он поступил на работу в Сыктывкарскую филармонию. Тогда артисты сами не одевались — их одевали. Ему со склада выдали костюмчик казенный — который я, уехав, сдал. И он в нем пел, работал. Потом я уехал из Горьковской филармонии в Ворошиловградскую, а Тальков приехал в Горький...
Встретились мы году в 85-м. А затем уж как-то он сам пришел ко мне с «Забинтованными лбами», с «Мальчиком».
В нашей квартире есть портреты В.Шекспира, И.Шиллера, П.И.Чайковского, С.Есенина, Л.Утесова, Д.Рида. Но когда видят портрет В.Ленина и изображение Иисуса Христа, то спрашивают, как это совмещается, на что я отвечаю, что Иисуса Христа считаю исторической личностью I века нашей эры и преклоняюсь перед всеми светлыми умами всех веков и народов. Однажды по радио я услышала песню И.Талькова «Россия», где как гром прозвучали слова «кровавый царь — великий гений». Я была поражена дерзостью певца, которого знала не только по песне «Чистые пруды». Мне захотелось встретиться, поговорить с Игорем, как-то повлиять на него. И такая возможность предоставилась, когда в январе 1990 года И.Тальков приехал на гастроли в Мариуполь. В его группе «Спасательный круг» саксофонисткой работала моя дочь Альбина Боголюбова. Я очень волновалась перед встречей с ними. Возбужденно думала, какую надпись сделать на книге Г.П.Данилевского «Мирович», которую решила подарить артисту. Учитывая его обостренное творческое состояние, я написала слова В.Гюго: «Я хочу быть популярным — это счастье, я хочу быть полезным — это долг».
Примечание редакции сайта: Возможно Тамара Боголюбова хотела дипломатично повлиять на антикоммунистические воззрения Игоря Талькова. Хотя в своей песне «Россия» он и высоко отзывался о правлении Екатерины II, но нужно понимать, что эта некоторая переоценка им её величия как раз и возникла под воздействием полной бездарности коммунистических преобразований, — живя в клетке с тигром, тебе и лисица покажется ласковой кошечкой... По данной теме нами выложен фильм «Неизвестный император России» из документального телесериала «Искатели». Он тоже несколько тенденциозен, т.к. несколько голословно утверждает, что Мирович был правительственный агент. Но по этому поводу имеется и другая точка зрения...
Игорю понравился мой подарок: «Спасибо, я люблю историю». Времени при встрече было мало, и я поторопилась сказать: «Игорь, Вам же еще много работать, политические мотивы в творчестве — это ответственный и даже опасный путь...» Игорь улыбнулся: «Я выступал в Москве для работников КГБ, они сказали, что любят меня за “Чистые пруды” и продолжали слушать...»
...Свет на сцене освещал только артиста, звучала песня «Чистые пруды». Игорь стал на одно колено, как бы наклонившись к воде, зал замер... В эту минуту мне захотелось, чтобы пять красных гвоздик в свете огней заалели на фоне белой рубашки. Игорь понял мой порыв, взяв их, бережно держал на груди до конца исполнения.
В июне 1990 года И.Тальков выступал на фестивале «Муз-Эко-90» в Донецке. В этой поездке Альбина не работала в группе «Спасательный круг». Игорь успокоил меня: «Не беспокойтесь, Тамара Васильевна, я ей разрешил отдохнуть недельку. В группе был конфликт, ребята считают, что я уделяю ей много творческого внимания». «У нее плохой характер?» спросила я. «Как у всех талантливых артистов, она сочиняет стихи, музыку...»
...Я изучала все источники знаний по современной астрологии и узнала, что эпоха совершенства Игоря — с 28-ми до 42-х лет. Обязательным условием должно было быть общественное признание его достижений. С годами его творчество обрело бы мудрость за счет большой живости ума, исследований прошлого, гипотез по поводу будущего, понимания законов драмы и ее театральной интерпретации.
Он оставил глубокий след в памяти людей, решения его были быстры, презрение к смерти абсолютно. Если бы он дожил до 42 лет!
...Петь я начала, работая у Талькова. У него же первое отделение политическое, а второе — попсовое. В серединочке, пока он покурит, отдохнет, я пела свои песни и оставалась на второе отделение играть на саксофоне... Что касается моего вокала... Когда он увидел, что мои песни могут жить и я могу петь, он меня очень долго в этом убеждал. Я его спросила: «Игорь, ведь у меня же нет голоса вокального», на что он сказал: «Альбина, у меня тоже его нет»... Игорю очень нравилась моя песня «Ты просто спи». Он даже говорил: «Альбина, если б я не пел своих песен, ты бы мне дала ее спеть?» Так что мне его музыка очень нравилась, ему — моя, и это был просто чудесный синтез. Мне будет сложно найти в своей жизни такого музыкального партнера. То, что мы встретились — это просто здорово. Я очень многому у него научилась, потому что он — работяга, умница и очень талантливый человек с большой энергетикой.
...Накануне сольных концертов в зале «Россия» от Игоря ушел весь коллектив. Единственный, кто его поддерживал, — это я. Мы с ним отработали вдвоем все сольные концерты. Это было страшное напряжение, он нервничал. Первый концерт — это вообще было что-то, потому что мы отработали, и весь зал буквально вышел па сцену, нас окружили, и мы давали автографы минут пятьдесят. Он на одном краю сцены, я — на другом. Я кричала ему: «Игорь, ты жив?» Он отвечал мне из этой толпы. То есть люди поняли все.
С Игорем было очень интересно работать. Он уже потом мне говорил, что чувствовал себя одиноким на сцене. Если мы смогли работать сольные концерты и людям было интересно видеть двоих человек два часа на сцене, значит, мы действительно как-то чувствовали друг друга.
Игорь стал героем не после и не вдруг. Он был и остался героем по призванию и мироощущению, ведь его судьбу определяли два первоначала — любовь и борьба. Пронзительный лирик и бесстрашный боец одновременно. А сцена выявляла в этих крайностях не только романтику образа, но и суть его жизни, человеческую и гражданскую позицию, лишенную национализма и слащавой героики. Поэтому Игорь и был интересен и значителен, а его романтика — чужда эстрадному миру.
Среди большинства беззаботно веселых мальчиков и девочек эстрадного Олимпа он всегда выглядел чужаком, и внутренний мир его, звучащий в песнях и стихах, был гораздо сложнее. Мы познавали этот беспокойный мир, а познать значило принять слишком много разочарований и забот, обременить себя болью за всех, вторгнуться в область подсознательного или узнать, что в жизни его — много любви и воспоминаний о ней, а для этого нужен дар особый...
На сцене лирические куски своей программы Игорь зачастую сопровождал шутками, чтобы не показаться чересчур сентиментальным и сохранить больший эмоциональный посыл мужественности. Поэтому то, что я увидела в жизни, поразило меня немало.
Он сидел как-то неловко и собранно, трогательно смущался, нерешительно и с интересом посматривал, узнавая. Совсем непохожий на неотразимого Талькова со сцены и экрана, даже с каким-то комплексом по поводу своей внешности. Начал с комплимента: «А вы хорошо пишете». Когда разговор пошел, расслабился. Низкий, приятный, уверенный голос, интонации, в которых малейшие перемены настроения...
Я благодарна Игорю за все и за те серьезные уроки, которые он мне преподал, и за минуты счастья, благодаря встрече с его творчеством. И на сцене, и в жизни он оставался сгустком энергии настроений, неожиданностей, иронии, доброты.
В этом заключалась и сложность, и притягательная сила его натуры. Рассказывал Игорь очень интересно, и любил, чтобы его слушали и слышали. Охотно наставлял и поучал, делясь своим жизненным опытом. Слушателем был редкостным, чутким и заинтересованным. Трогательно переспрашивал, если хотел еще раз услышать заинтересовавшее его слово или фразу: «Что-что?» Уровень предложенного разговора чувствовал всегда очень точно, так же, как и отношение к нему собеседника. Хотя говорить мог на любом уровне, и на любые темы.
Однажды после концерта в артистическую вошла солидная и важная дама-корреспондент. Через несколько минут я услышала дружный взрыв хохота. Оказывается, мадам представилась и, обращаясь к Талькову, выдала: «А где я могу найти Игоря Талькова? Мне нужно с ним переговорить...». Игорь напрягся. С присущей ему иронией и юмором тут же указал на внушительную фигуру звукорежиссера: «А вот он». Дама смутилась, Игорь улыбнулся: «Ну я, я Тальков...» И интервью, конечно же, состоялось.
Поэт, музыкант, актер, философ... Как много ему было дано, и как мало он успел. В каждой ипостаси удивительно талантлив, а большим талантам свойственно оставаться детьми; и в нем тоже был ребенок — иногда дерзкий, иногда беззащитный и доверчивый. В то же время он был очень сильным человеком и умел заразить этой силой и уверенностью других. Игорь был убежден в том, что человек, наделенный достаточной волей, может изменить свою судьбу. Но ни разу, ни в одном интервью с присущей ему скромностью не говорил о том, судьбы скольких людей (в том числе и мою), было дано изменить ему. А ведь именно в этом и заключается истинный смысл жизни художника, мера его дара. Поэтому успел он все-таки много.
Он «встряхивал» разумных и чувствующих, освобождая от груза сомнений и комплексов, обостряя наше отношение к окружающему миру, способность отыскать свое место в жизни.
