Почему в Церкви «все не так»?

Думается, что и ранняя песня Высоцкого «Про плотника Иосифа, Деву Марию, Святого Духа и непорочное зачатие» была внушена ему именно его либеральным окружением (прошу простить автора этих строк за некоторую безапелляционость, но он также вращался когда-то в этой среде и достаточно хорошо знает степень прилипчивости ее идей).

В ней, при богохульной аналогии на новозаветные истины и события, излагается факт бытовой измены жены советскому мужу-пролетарию с тривиальным любовником:

Возвращаюсь я с работы,
Рашпиль ставлю у стены.
Вдруг в окно порхает кто-то
Из постели от жены.
Я, конечно, вопрошаю:
«Кто такой?»
А она мне отвечает:
«Дух святой».
Ух, я встречу того духа!
Ух, отмечу его в ухо!»
Дух, он тоже духу рознь,
Коль святой,
           так Машку брось!

Кощунственна аналогия, заложенная в песню. Но возникает вопрос: как мог все это придумать человек двадцати семи лет, далекий от Церкви и несведущий в Священном Писании? Конечно, дьявол может нашептать человеку изнутри что угодно — это общеизвестный для любого православного человека факт. Но все же вероятность того, что сюжет был подсказан ему извне, весьма высока — особенно, если учитывать природный, от Бога данный поэту великодушный характер, лишенный привычки глумления над героями своих произведений.

Однако Высоцкий этот сюжет принял, песня признана им за свою и существует ее запись в авторском исполнении. И этот факт достоин самого глубокого сожаления, ибо указывает на шаткую духовную основу личности молодого поэта, еще несформированной и подвластной сильнейшим дьявольским наваждениям.

Близкие люди спрашивали его — зачем он написал такую песню, ведь она оскорбляет чувства верующих. Высоцкий оправдывался, утверждая, что все это — просто образ, не более того. На деле же ему, как и всякому поэту, просто было жалко уничтожать уже готовое произведение, в которое он вложил талант, нервы и душу. И — острое словцо... В точности как по старой русской пословице — «ради красного словца не пожалею и отца».

Сравните, между прочим, эту песню с посланием Пушкина В.Л.Давыдову: кощунство совершенно одного уровня. Правда, Александр Сергеевич был на шесть лет моложе Высоцкого в момент написания богохульства, но ведь зато он жил в атмосфере доброго внимания и заботы, рос в православном государстве и получил, несмотря на засилье человекобожеских идей гуманизма, прекрасное образование и, конечно же, несравнимо более христианское воспитание, чем Высоцкий, который родился в —

— когда ни простой советский обыватель, ни сам генсек не должны были ничего знать о преподобном Сергии Радонежском...

Да, Высоцкий вырос в типичной для миллионов людей эпохе беломорканалов и ГУЛАГа, в советской коммуналке, где не велось ровным счетом никаких разговоров ни о Боге, ни о христианской морали и где вообще никто ничего о вере не знал и не мог, в основном, ни у кого и узнать что-либо путное во всеобщей атмосфере забитости и страха... Поистине чудом можно считать, что люди того времени, в массе своей, все-таки сумели выжить в условиях чудовищного комэксперимента и не деградировали окончательно: ведь все условия для этого были созданы.

Есть у Владимира Семеновича еще одна песня: «Охота на кабанов». Сильная песня, к религии отношения никакого не имеет, но кощунственная строчка о Боге там по какой-то причине сидит. Типичное словесное хулиганство а ля Есенин. К чему, зачем? Настолько эта строчка в песне «ни к селу ни к городу», но вот вписана-таки в песенную канву автором, и за нее ему отвечать перед Богом. Не хочу ее и повторять. Знаю только одно — за ней стоит какое-то тяжелое состояние души поэта...

Что касается его песни «Цыганочка» с ее «знаменитыми» строчками:

— то здесь, в принципе, проблема несколько иная. Во-первых, Высоцкий имел в виду Церковь не как Тело Христово, а как человеческую организацию. А у живых же людей очень часто все идет, увы, не так, как надо. Причина тому — действие на них многоразличного греха. У христиан его тоже хватает, не правда ли? Христианин отличается от других лишь тем, что он видит (призван видеть) в себе этот грех и бороться с ним церковными средствами и личным подвигом.

Во-вторых, в театре на Таганке тогда шел спектакль «Пугачёв», посвященный пугачевскому бунту, где Ю.П.Любимовым Высоцкому была предложена роль уральского каторжника Хлопуши. Поэт поначалу обиделся — он хотел играть Пугачева, который достался Николаю Губенко и, надо сказать, тот блестяще сыграл заглавную роль. Но дело — не в этом. Высоцкий проникся драматической судьбой Пугачева и, судя по всему, испытал к нему, как к бунтарю, симпатии. Из-за сильной и волевой личности, из-за неприятия «царской неправды», из-за стремления познать волю и бороться за правду. В монологе Хлопуши Высоцкий в заключительных словах «Проведите, проведите меня к нему, //Я хочу видеть этого человека!!!..» выражает явный восторг личностью бунтовщика. Что делать — неприятие советского строя спонтанно сближало Высоцкого с Пугачевым, который так же, как и поэт, на дух не принимал существовавшую власть.

Из истории пугачевского бунта мы знаем, что пойманного Пугачёва везли в Москву в клетке, как зверя, а сопровождал его в качестве высокого стража не кто иной, как великий полководец и народный любимец, глубоко верующий человек Александр Васильевич Суворов. Тот факт, что христианин Суворов вез на страшную и мучительную казнь другого яркого и самобытного русского человека (донского казака, бывшего подъесаула, участника суворовских походов), потряс Высоцкого. Он воспринял это как трагедию. И последнюю каплю в нее добавило Высоцкому то, что Церковь поддержала казнь Пугачёва и встала на сторону государства. В общем, что царизм, что советская власть для Высоцкого здесь эмоционально уравнялись. И не бралось должным образом во внимание то, что Пугачёв был убийцей:

Под обаяние бунтарства подпал тогда и Василий Шукшин в своей книге о Степане Разине «Я пришел дать вам волю»...

Итак, узнав, что духовенство благословило казнь Пугачёва, Владимир Высоцкий пишет в «Цыганочке» соответствующие горькие для него строки. Все просто. Выходит, Церковь поддержала убийство, да еще в виде четвертования и огрубления головы с последующим посажением ее на кол!.. («По прочтении манифеста, духовник сказал им [Пугачеву и его сподвижнику Перфильеву на Лобном месте] несколько слов, благословил их и пошел с эшафота» — А.С.Пушкин. «История Пугачёва»). А как же быть с заповедью «не убий»? Нет, все не так, как надо...

Однако в жизни бывают ситуации, когда именно эта заповедь нарушается во избежание еще большего зла. Если жестко не пресечь насилие и бунт, прольются новые реки крови. Но, конечно, убийство человеком человека в любом случае нарушает прерогативу Бога (Бог дал, Бог и взял). И все же нельзя забывать, что мы живем в несовершенном человеческом обществе. Не будет суда и прокуратуры, не будет тюрем, — все потонет в стихии насилия и анархии. Человеку свойственно легче легкого забывать Бога...

...Конечно, не нужно было так петь... Но не слишком ли мы требовательны к нецерковному человеку? «Кто без греха, пусть первым бросит камень». Так что не будем осуждать, помня, что «несть человек, иже жив будет и не согрешит». Сказать «Не греши!» стоит прежде всего себе самим. Поверьте, будет гораздо больше пользы.

Вообще в Высоцком — и это достойно повторения — была очень развита жалость к людям. Он все время кому-то сострадал, кому-то помогал, кого-то утешал. И все противоречия жизни старался решить через любовь. И это было правильно. Вспомните картины «Интервенция» и «Служили два товарища», вышедшие в прокат в 1967 году. В одной из них Высоцкий играет «красного», в другой — «белого». И играет их так, что зрителю жалкой того, и другого. Созданными образами Высоцкий как бы говорит: как страшно, что хороших людей (а каждый по-своему действительно хороший) разъединяет гражданская война. Страшно, что белый офицер Брусенцов убивает красноармейца Некрасова (Олег Янковский). Безумно жалко и Брусенцова, который кончает жизнь самоубийством, когда видит, что за ним в воду прыгает с парапета пристани его преданный конь. А ведь незадолго до этого этот же офицер угрожал служителю церкви пистолетом — порешу, мол, тебя тут же на месте в храме Божием, если меня с невестой тотчас не обвенчаешь!..

Высоцкому были органично близки строчки из известного стихотворения Марины Цветаевой, написанного ею в 1920 году: