Дети во дворе
Игорь с самого раннего возраста очень любил музыку. Иногда играл на детской гармошечке, которую брал у соседа Жени Антонникова. Это была детская немецкая гармошка, но сделанная очень хорошо. А чаще всего за неимением музыкальных инструментов Игорь устраивал дома шумовой оркестр. Ставил стул, на котором размещал крышку от кастрюли, вторую крышку устанавливал сверху — это у него были металлические тарелки. На ногу надевал крышку от банки, а ещё одну такую же крышку клал на пол. Второй деревянный стул использовал как барабан. Он бил в «барабан», бил в «тарелки» и ногой притоптывал. Какофония была такая, что только я могла выдержать. Я терпела, потому что чувствовала, что это не дурацкое занятие — это он ритм отрабатывал. Моя соседка, Маша Красинская, говорила:
— Ты, наверное, скоро с ума сойдёшь, оглохнешь. Что же у тебя там творится?!
Часто меня спрашивают: «С чего начиналась музыкальная жизнь Игоря?»
Я помню тот момент, когда он впервые как бы увидел музыку. Вот как мне запомнился этот случай. Мы переехали в барак. Напротив наших комнат оказались комнаты Антонниковых: дядя Вася — военный в отставке, его жена, тетя Валя и их дети — старший сын Женя и Лена — моя ровесница.
Антонниковы приехали из Германии и привезли маленькую детскую гармошку, на которой играл Женя. Мебели в комнатах не было ещё никакой. Игорёк, совсем маленький, что-то около двух лет ему было, и я сидели на половике. Вдруг открылась дверь, и вошли Женя с Леной, а в руках у Жени — гармошка. Игорь как увидел эту гармошку, вцепился в неё, задрожал весь. А она ещё, оказывается, и играет! Женя как заиграл... ну тут вообще шок. Видимо, это был первый шаг в музыкальной жизни Игоря.
С самого раннего возраста он любил слушать и петь песни. Мы всё время с ним что-то пели. Шло время. Мы подрастали, взрослели. Долгое время в семье не было никаких музыкальных инструментов, но мы не унывали и устраивали импровизированные концерты.
 Игорь и Владимир |
Мы с Игорем были на все руки музыканты-универсалы. Каждый мог играть и на «ударных инструментах», и на всевозможных «духовых», и на «баянах». В качестве баяна использовалась стиральная доска. Дырочки с края заменяли клавиши, а разводы на самой доске представлялись мехами. Мы садились на диван, как в оркестровую яму. Зрителями были игрушки, которых мы рассаживали повыше на спинке дивана: слон, старый раскрашенный петух из папье-маше, волк, лисички. Мало у нас игрушек было, зато запомнились на всю жизнь.
И вот мы рассаживали «зрителей» и начинали концерт. При первых же звуках нашей «музыки» мама старалась уйти из комнаты в коридор. Там стоял керогаз, у которого она и проводила большую часть времени.
Я сейчас поставил себя на место мамы и понял, что сразу сошёл бы с ума, потому что мы что-то жуткое вытворяли. Игорь привязывал к ноге крышку от кастрюли и стучал ею по полу. Гремели железные тарелки, две палки стучали, получалась жуткая какофония. Удивительно, но мы этого не слышали. В нашем воображении звучала гармоничная мелодия, мы чувствовали себя музыкантами экстракласса, принимали овации восторженных зрителей и ощущали истинное наслаждение.
Детство — удивительная пора в жизни каждого человека. Ребёнок гораздо пронзительнее видит, как прекрасен мир, какими яркими красками окрашено лето и какими большими причудливыми хлопьями идёт снег.
Я уже давно не наблюдал такого снега: либо жизненная суета закрутила, спешишь всё время куда-то, нет времени, чтобы обратить внимание на природу, либо чувства притупились со временем, нет таких ярких зрительных впечатлений, какие были в детстве. Даже запахи сейчас не так воспринимаются.
Раньше я знал запах весны и запах осени, запах морозной зимы и запах жаркого лета, с закрытыми глазами мог отличить лето от осени, и вообще всё вокруг казалось сказочно красивым.
Пухом выстлана земля У истоков наших лет, И не скошены поля, И безоблачен рассвет У истоков наших лет. У истоков наших лет... Зимней сказкой пахнет снег, Дождь струится золотой В босоногой той стране, Всем нам милой и родной. В босоногой той стране Дождь струится золотой... И всё вокруг красиво, И всё вокруг красиво, («Страна детства») |
Любимым нашим развлечением было устраивать дома кукольные представления. В качестве театральной ширмы использовалась «заборка». Что такое «заборка»? Дело в том, что кухни как таковой в бараке не существовало. Из общего коридора был вход сразу в комнаты. С правой стороны стояла печь, не с лежанкой наверху, а обычная печь с духовкой.
Кстати, мы очень любили, когда мама пекла в печке пироги, ватрушки, печенье. А раньше люди очень часто этим занимались. Это теперь только по праздникам испекается пирог или что-нибудь вкусное из теста. А в те времена каждую неделю что-нибудь затевалось: то пироги с фруктами, то с овощами, потом с картошкой. Мы выпрашивали кусок теста, чтобы самим что-нибудь вылепить и выпечь: зайчиков, лисичек, а то пистолет какой-нибудь придумаем. Потом за столом кричишь:
— Смотрите, какой красивый пирожок получился! Это я испёк.
Но печь стояла в комнате. Необходимо было отделить помещение, где готовилась еда и хранились продукты, то есть сделать кухню. Мы с отцом поставили перегородку, не доходившую полметра до потолка, отделявшую печь от комнаты. В народе эта перегородка называлась «заборка», от слова «забор».
Эта «заборка» являлась прекрасной ширмой для кукольных спектаклей. Как правило, «театр» устраивался, когда мы с Игорем оставались вдвоём. А мне гораздо больше нравилось представлять, когда мы были одни. Если в комнату входили папа или мама, сразу исчезало таинство, не было ощущения, что игрушки оживают: птички, петушок, заяц, слон сами ходят.
К спектаклю мы готовились заранее. Сначала заготавливали театральный реквизит. Раньше не продавалась цветная бумага, приходилось бумагу раскрашивать акварелью. В соответствии с сюжетом украшали «заборку». В моём «театре» использовалось специальное освещение, я затемнял абажур, накинув на него платок или раскрашенную в красный, голубой, зелёный цвет бумагу. За «заборкой» ставил в ряд несколько табуреток и переходил с одной на другую с куклами в руках, так у меня передвигались все мои «актёры».
Сюжеты я придумывал сам, используя то, что знал, — ведь папа очень много нам читал и рассказывал. У нас была огромная книга «Сказки» с прекрасными иллюстрациями. Потом её дали кому-то почитать, и она пропала. Эта книга очень действовала на моё воображение, именно оттуда переносились в спектакль всевозможные персонажи.
Как правило, Игорь был моим единственным зрителем, но иногда к нам в «театр» приходили его друзья:
Володя Мартынов, Лёша Журавлёв и Юра Бабич. Я рассаживал их на диване, и чудо начиналось...
Дети были удивительно благодарными зрителями. Они очень живо реагировали на действие, сопереживая происходящему, и, кстати, прекрасно принимали все театральные условности. Нельзя забывать, что некоторые персонажи, мягко говоря, были не совсем похожи на тех, кого я хотел представить.
Допустим, резиновый волк исполнял роль какого-нибудь мальчика, а где же его взять, если его нет. Или слон у нас изображал кавалерийского коня, а петух был тем самым кавалеристом, который должен сидеть на этом «коне». А иногда выполнялись основные функции игрушек, например, слон исполнял роль боевого слона, только в этом случае к нему привязывали два ножа.
Игорь с большим интересом смотрел представления, подыгрывая из зала. Иногда моим персонажам надо было сказать или пропеть что-то хором, я, естественно, не мог это сделать сразу за всех. В этих случаях Игорь помогал мне с места, совмещая роль зрителя и актера.
Не знаю, кто получал больше удовольствия от моих спектаклей: мои зрители или я...
Игорь был весёлый, подвижный ребёнок. Его образ из той далёкой детской поры таким у меня в памяти и остался — рыженький, конопатенький мальчишка, в рубашке с короткими рукавами и в шортиках, очень общительный, всё время улыбающийся. Вообще это был жизнерадостный, добрый мальчик.
Игорю, конечно, очень хотелось играть на настоящем инструменте. Он очень просил купить ему баян. А в то время каждая копейка у нас была на счету, все вещи покупались только в рассрочку. Что делать? В конце концов, пришлось собраться с силами и купить ему баян «Киров». Этот баян был для него тяжеловат, конечно. Но более подходящего дешёвого баяна не нашли, а дорогой купить не было возможности.
Игорь с баяном
Сначала Володя, как старший, пошёл в музыкальную школу, потом и Игорёша тоже. Но Игорь очень не любил ноты, а играл на слух. Преподаватель говорил, что у Игоря абсолютный музыкальный слух.
— Сколько через меня прошло учеников, но такого слуха, как у Игоря, я просто не встречал ни разу.
На занятиях учитель давал ему задание выучить то или иное произведение по нотам. Тогда Игорь хитрил:
— А вы мне проиграйте, пожалуйста, целиком, я послушаю, как это звучит.
Учитель, конечно, догадывался, в чём тут дело, но никогда не отказывал. И вот за этот один проигрыш Игорь схватывал все музыкальные нюансы. Педагог, проиграв произведение, уходил к другому ученику. Через некоторое время он возвращался.
— Иду я, слышу, шпарит Игорь. Я уже знаю: схватил на слух. Открываю дверь: «Выучил, Игорь?»
— Да, выучил.
— Молодец. А теперь сыграй вот от этой строчки до этой.
Игорь, конечно, в растерянности. Приходилось сознаваться, что в нотах он не разбирается, а играет на слух. Не знаю, почему, но ему всё прощалось. Наверное, учителя чувствовали, что из него и так получится неплохой музыкант. Так и закончил он музыкальную школу с тройками по музыкальной грамоте и сольфеджио.
С самых ранних лет я старалась привлечь внимание ребят к природе: травке, цветам, закатам, восходам. Я сама с раннего детства была очень наблюдательной. Например, очень любила подолгу рассматривать облака: ложилась в саду на траву и рассматривала небо. Особый простор фантазии давали кучевые облака. Я грезила: вон там гора, тут сад, а там из-за дерева ангелочек выглядывает. Просыпаясь утром, я рассматривала гобелен, висевший на стене у кровати. Он был окантован цветочками, кубиками. Я подолгу лежала и смотрела на эти кубики... Мне хотелось взять кисточку и обвести то, что я видела. Или рассматривала потолок. Промелькнёт какая-то тень — и заработает воображение. И своим ребятам я тоже показывала то, что видела:
— Смотри на небо, вон барашек, вот дерево, а тут — древний старец...
Ребята с ранних лет полюбили природу. А природа ведь это и есть наша Родина: не случайно тянет в родные места — там и воздух и трава особые. Мальчики очень любили цветы. Помню, приносили мне первые жёлтенькие цветы мать-и-мачеха. Цветочки закрывались на ночь, ребята страшно расстраивались и сокрушались. Я их успокаивала:
— Ничего, сейчас они отдыхают, спят, а утром опять раскроются.
Я любила устраивать детям праздничные дни рождения, несмотря на то, что жили мы более чем скромно. Воспитывая ребят, я старалась не забывать о своём детстве, своих чувствах и стремлениях той далекой поры. У меня, например, никогда не было хороших кукол, мама покупала кукольную головку и пришивала к самодельному туловищу. А мне хотелось «настоящую» куклу с открывающимися и закрывающимися глазами. Я могла часами стоять у витрин магазинов и рассматривать их. Поэтому своим детям я старалась по мере сил и возможностей покупать игрушки, чтобы они не чувствовали себя обделёнными. Мои родители обходились без лишних расходов, не отмечали дни рождения ни себе, ни нам. Но, помню, я всегда так мечтала о таком празднике, поэтому своим детям не могла отказать в этом удовольствии. Угощение было самое простое: нажаришь картошки, сделаешь салат из овощей, ситро. Приглашались все дети с нашего двора. Сначала гости усаживались за стол, поздравляли именинника, угощались. Ну и, конечно, вершина праздника — испечённый мамой пирог. Пирог с повидлом, но зато как он был украшен! Я делала из теста всевозможные цветы, которые вплетались в орнамент, и надпись: «Поздравляем Игоря (или Вову) с днём рождения. Столько-то лет». Всё это смазывалось яйцом и запекалось. Получалось очень красиво, дети от радости прыгали. К пирогу плюшечки мастерили, сыновья мне помогали, я давала им по куску теста, и они лепили фигурки. Сами запекали, потом гостей угощали. После застолья всегда начинались танцы, игры; мы с папой вместе с ними хоровод водили. Я представляю, какое удовольствие получали дети, если мы, взрослые, так радовались. Я натягивала через комнату верёвку, к которой привязывала пустые пузырьки, картинки, дешёвые игрушки, конфеты. Детям завязывали глаза, давали в руки ножницы и они устремлялись к верёвке срезать себе что-нибудь. Смешно было, когда они щёлкали ножницами выше или ниже. Игорь был хохотун такой, падал на пол, дрыгал руками и ногами:
— Ой, как смешно! Тебе не повезло, ты ничего не срезал, вот я сейчас попробую.
Брал ножницы и... удивительно, ему всегда везло, он что-нибудь да срезал. Вот так дети целый день резвились, прыгали, плясали, к вечеру, устав, успокаивались... Папа читал им что-нибудь напоследок, и, довольные, они расходились по домам.
Соседи удивлялись:
— Господи! Охота тебе возиться с ними. Собрались бы взрослые, посидели за столом, а ребёнку подарки купили.
Видела я такие дни рождения. Взрослые за столом пьют, а ребёнок в углу сидит, как зайчонок. Порой доходило до драк; ребёнок, испуганный, убегал из дома. Вот так и отмечались детские дни рождения. Такого у нас никогда не бывало. Правда, к нам собирались и взрослые, когда мы отмечали общие праздники. Приходил мой папа с женой, приходила крёстная моих детей, Лида Ростовцева (мы с ней вместе отбывали срок в лагере, но мир тесен, и в Щёкино встретились). Все были певуны, папа командовал хором. Максимыч пел баритоном, папа — басом, его жена — вторым голосом, я — сопрано. Игорь мог петь только хрипом, поэтому в общем хоре не участвовал, а Володя всегда пел очень хорошо высоким тенором. Мы пели в общем-то одни и те же песни, которые с каждой нашей праздничной спевкой отрабатывались всё лучше и лучше. В коридоре барака собирались соседи — послушать, как мы поем. И когда я выходила в коридор, мне говорили:
— Как вы замечательно поёте, как артисты! Пьяных никогда не было, всегда было очень весело: мы пели, плясали. Игорь стеснялся и никогда не танцевал, а Володя плясал хорошо. Помню, когда танцевал отец, Володя закусит губу и внимательно наблюдает, себе «на ус наматывает», а потом и сам пускается в пляс, очень старательно подражая отцу. Даже сейчас взрослый Володя, если пляшет, то по детской привычке обязательно губу закусывает. Когда ребята немного подросли, они подыгрывали гостям: Володя на гитаре, Игорь — на баяне.
Я уверен, что любовь к театру и музыке зародилась у Игоря в семье. Семья подтолкнула. Отец прекрасно декламировал, пел романсы, был великолепным танцором и плясуном. Когда выходил с цыганочкой, весь двор собирался смотреть, как пляшет Максимыч. Его всегда так по-доброму звали — Максимыч. Он был старше всех соседей, пользовался уважением, и, когда плясал, все недоумевали, как в его почтенном возрасте можно такое откалывать. Очень красиво он танцевал вальс. В те времена люди ещё танцевали танго, фокстрот.
