Армейский ансамбль
Пришло время службы в армии. Что делать? Расстаться со Светланой, прервать работу с группой, которая, по сути, только начиналась, отказаться от своих увлечений Игорю, конечно же, не хотелось. И вот, чтобы не расставаться с любимой работой, он поступает в Щёкинское профтехучилище № 6, учёба в котором давала отсрочку от армии. Естественно, училище это было не для него: он там на слесаря учился. Тогда один из его друзей предложил помочь с устройством в педагогический институт. Но учебный год уже начался, и свободное место оказалось не на гуманитарном, а на физико-математическом факультете, чего он терпеть не мог. Конечно же, он спал на всех лекциях, а потом просто плюнул на всё и ушёл в армию. Служить он начал позже своих ровесников и оказался в стройбате. И слава Богу, что так случилось. Отправили его в Подмосковье, в Нахабино. Он часто писал нам и, несмотря на то, что очень скучал, в каждом письме старался приободрить, успокоить нас, заверить в том, что у него все нормально, что «за полгода не пропал, может, и за полтора не пропаду». Мы часто ездили к нему, собирали гостинцы, но он всегда вёл себя скромно:
«Мама! Опять ты там начинаешь выдумывать с пряниками и конфетами. Нет, ты неперевоспитуемый человек. Я уже смирился с мыслью, что тебя не переделать, и поэтому с удовольствием буду жевать пряники и конфеты без возражений и отнекиваний. Только об одном прошу, по возможности не тратьтесь на меня, меня и так хорошо кормят, а конфеты я покупаю в магазине, который находится на территории части. Ну вот и всё пока. Сейчас пойду репетировать. Всех крепко целую и обнимаю. До свидания. Ваш Игорёк!
Служил Игорь недалеко: под Москвой, в Нахабино, а я в то время работал в Москве, мог в любой день сесть на электричку и приехать в воинскую часть. В армии, как и везде, где он оказывался, Игорь создал музыкальный ансамбль. Помню, когда я впервые увидел их репетицию, был крайне удивлён. Несмотря на то, что технических средств в армейском клубе в то время было очень мало — слабая аппаратура, примитивные гитары и т.д., — ребята выделывали на сцене чудеса. Я увидел ансамбль, кардинальным образом отличавшийся от существовавших в то время ВИА. В основном ребята исполняли свои песни. Причём каждая песня представлялась как мини-спектакль, в котором было всё органично: как необыкновенно оригинальные аранжировки, так и великолепное актёрское мастерство.
Армейский ансамбль
С большим увлечением Игорь работал над композицией «С океаном наедине». В то время была создана нейтронная бомба, и перспектива её применения ужасала его. Сюжет композиции довольно страшный: стоят пустые города, ничего живого на Земле не осталось. Игорь ведёт диалог с мёртвым океаном.
Плескаешься игриво: вчера ещё строптивый и грозный океан. И ты понять не можешь, как мир предельно сложен, как сложен, впрочем, сам... Прожит день, наступает ночь, на плечах твоих лежит туман... Ты, увы, не можешь мне ничем помочь, наивный океан, океан... Исполосован ветром, ты думаешь, наверно, Что вечен ты и горд, И что в твоих глубинах не рваться больше минам в сплетеньях рыбьих когорт, что в дельфиньих снах будет жить весна, вера в доброту человеческих глаз, что весь мир в цветах и что просто так я не сплю сейчас. Спи, спи, спи, спи... и пусть тебе приходит в снах... Спи, спи, спи, спи... светлая и мирная весна. Отоспи за меня, мне не спать до зари, и восходу пришедшего дня свои сны подари... В беспокойных, бессонных ночах мне не высмотреть мирные сны — каждый день, каждый час и сейчас я слышу, как страшно молчат жертвы нейтронной войны. В бессонных, давящих кошмарах я вижу пустые причалы, я вижу пустые кварталы, я вижу пустые вокзалы, пустые театры и школы, застывшие поезда, уснувшие пароходы и мертвые города... Я вижу, как каждой весною встают над планетой рассветы, и как с изумрудной волною играют усталые ветры. Но в парках всё тихо и мертво, дороги, как степи, пустынны, в тревожном молчании скорбном заводы стоят исполины. Плескаешься игриво, вчера ещё строптивый и грозный океан, да... ты понять не сможешь, что мир предельно сложен, как сложен, впрочем, сам. |
В аранжировке этого музыкального произведения Игорь впервые применил элементы симфонического рока. Композиция эта так и не увидела света, так как сыграть её в то время в силу ряда обстоятельств было невозможно, а позднее она утратила свою актуальность.
Именно в армии Игорь многое начал постигать всерьёз. Армия — модель государства. Игорь видел, в каком плачевном состоянии находится наша армия, и пришёл к печальному выводу о состоянии государства в целом. Он мужал, начал вдумчивее относиться к вопросам истории, к нашему прошлому, а в итоге изменил взгляд и на текущие события.
Годы службы в армии ознаменованы для Игоря не только прозрением в каких-то глобальных, сущностных вопросах, но и постоянным самоанализом и стремлением к философскому осмыслению жизни:
«Плохое состояние человека определяется не теми условиями, в которые окунула его жизнь сегодня, а той разницей между условиями вчерашнего дня и сегодняшнего.
Быть может, сам человек этого и не подозревает, мучаясь в догадках и сомнениях, ища выход из создавшегося положения. Но разница действует на него помимо его воли, медленно и упорно захватывая всё его существо в плен томления и безысходности.
Вот, к примеру, возьмём меня. Начальник клуба, сержант, лёгкая работа и прочее. Иные завидуют, даже многие завидуют, мысля вслух: «Вот человек устроился. Работа «не бей лежачего», играй себе на гитаре, езди в Москву, читай, пиши...»
Если бы они знали, как они ошибаются.
Прошлая моя жизнь интересна, насыщенна, она могла бы быть ещё интереснее, если бы не кое-какие обстоятельства.
А сейчас я не считаю, что я живу. Другой бы на моём месте был, безусловно, счастлив и весел. Но я создан для другого», — читаем мы в одной из записей дневникового характера той поры...
Мне 23. Признаюсь честно, что 22 я славно прожил. Без тени я был хорошим. Собою очень увлечённый, не мог предвидеть я напасти, что мой удел ожесточённость и, может быть, небезопасность. |
Отслужив, Игорь возвратился в Щёкино, а оттуда сразу же пришлось отправиться в Сочи на заработки. Устроился лидер-вокалистом в одном из самых престижных ресторанов гостиницы «Жемчужина». Однако долго продержаться там не смог, потому что для настоящего артиста работа в ресторане может быть только промежуточным этапом, ибо со временем он может потерять как уважение к самому себе, так и свой дар. Игорь прервал контракт и ушёл из ресторана.
Работая в ресторане, он решил попытать счастья и принял участие в конкурсе «Сочи-82», выступая с песней Я.Френкеля «Журавли» в своей обработке. Песня понравилась решительно всем, даже дикторы, ведущие конкурс, от души расцеловали его. Но ведь не секрет, что призовые места на этом конкурсе, как и вообще у нас на всех конкурсах, были распределены заранее. Его «срезали», и он впервые понял, что все конкурсы — «липа». Игорь очень сильно переживал свою первую серьёзную неудачу; сохранилось письмо к матери и полные горечи стихи, посвящённые этому событию.
«Мама, а сколько сил было потрачено и денег на подготовку ансамбля. Как я мучился, переписывая по нескольку раз оркестровки, сколько сил положил на репетициях с полупрофессиональными музыкантами... и т.д., и т.п. Эх, эх... Одному только Богу известно... А мои стихи на конкурсе понравились всем. Сказали, что я талантливый парень. И ещё — я там играл и на гитаре, и на рояле. А Френкеля на конкурсе не было. Жаль. Мне кажется, что ему бы очень понравились «Журавли».
|
Да! Этот конкурс был насмешкой над искусством. Да! Этот конкурс был большим скачком назад. Да! Он плевал на все возвышенные чувства. Да! Этот конкурс — суть бездарностей парад. Но я на этот конкурс многое поставил. К чертям забросил сон и женщин, и пиры. Но данный конкурс проходил вне всяких правил, И я, естественно, остался вне игры. «Ну что ты, дорогой? С твоим ли пением,— Мне говорили верные друзья,— Участвовать в подобном представлении? Его и конкурсом назвать, увы, нельзя. Да и с твоим ли разрывающимся голосом Петь дифирамбы «Партии родной»? Ну а манера, борода, усы и волосы? А поведение на сцене? Бог с тобой?!! Да и к тому же там всё куплено заранее, И лживой лестью всё зализано давно. Поэтому, поверь, твоё дерзание Заведомо уже ОБРЕЧЕНО». А судьи кто? А судьи кто? А СУДЬИ КТО? Как некогда сказал один поэт — «Сужденья черпают из забытых газет» И всем им по сто с лишним лет. Но я был несгибаемым в стремлении Всем доказать, что честность и ТАЛАНТ Нельзя согнуть, поставить на колени, Что и в дерьме сверкает бриллиант. И я доказывал, доказывал, ДОКАЗЫВАЛ! Хрипя и плача, не боясь совсем порвать Остатки связок, душу выворачивал, И верил, что сумею доказать. Я пёр, как бык. Я воевал с «авторитетами», Чтоб доказать и защитить искусство чтоб. Но их сердца, увы, остались незадетыми, И я себе расшиб, конечно, лоб. Да, я на этот конкурс многое поставил. Мне не нужны были дипломы и дары. Но данный конкурс проходил без всяких правил, И я, естественно, остался вне игры. (2/XI—1982 г.Сочи) |
В то время в Сочи на лечении находился испанский певец Мичел, который, познакомившись с Игорем, отнёсся к нему с какой-то особой симпатией, выделив среди всех музыкантов, и предложил работать вместе во время гастролей по России. Пока Мичел лечился, Игорь с музыкальным руководителем Валерием Селезнёвым подобрал инструментальную команду, и после выздоровления певца они сделали большой круг по стране. Затем Мичел уехал в Испанию, некоторые музыканты ушли из коллектива, на их место пришли другие, и возник новый ансамбль, который стал называться «Апрель».
Группа «Апрель» |
Музыканты в «Апреле» работали в стиле джаз-рок. В то время была очень известная на Западе группа «Земля, ветер, огонь», выступавшая в этом стиле. Работать было очень сложно — сумасшедший ритм, сложное музыкальное сопровождение, но Игорь всё это освоил. Более того, он работал лидер-вокалистом и бас-гитаристом одновременно. Он очень много работал над собой в то время, впрочем, как и всегда: в совершенстве освоил бас-гитару, научился профессионально делать аранжировки. Большую помощь в этом ему оказал Валерий Селезнёв. Я тоже пришёл работать в этот коллектив художником по свету. Я уже говорил, что ансамбль исполнял очень сложную музыку, её играть и то непросто, а петь и играть одновременно?! Очень трудно было подобрать профессиональных музыкантов, которые могли бы справиться с такой задачей. Поэтому каждого вновь приходящего музыканта спрашивали, знает ли он ноты и может ли играть с листа. Обычно все отвечали:
— Да-да, конечно.
Как и всегда, всё становилось ясным при первой же поездке на студию звукозаписи. Если человек не мог играть, с ним прощались. Иногда приходили музыканты из известных коллективов, с гонором, имеющие опыт выступления на телевидении (а в то время попасть на телевидение вообще было совершенно нереально). В ответ на вопрос о знании нотной грамоты они делали оскорблённое лицо, дескать, как это можно у меня такое спрашивать, но даже среди них встречались музыканты, не знающие нот. Работали мы до изнеможения, репетировали с десяти утра до двенадцати ночи — так оттачивался репертуар. Что-то новое делали, что-то усовершенствовали. То одни колонки ставили, то другие. Свой первый аппарат мы сделали собственными силами. Дело в том, что приобрести хороший аппарат в то время не было никакой возможности. Во-первых, нужны были большие деньги, а во-вторых, такой аппаратуры у нас в продаже в принципе не было. Концертные организации только частично могли обеспечить коллективы необходимой аппаратурой, купленной на государственные деньги. До смеха доходило. Самая мощная аппаратура была у народных коллективов, которые должны были выступать под гармошку и балалайку. А вот именно те коллективы, которые нуждались в хорошей акустической аппаратуре, её и не имели. Приходилось как-то выходить из создавшегося положения. Музыканты делали «самопальную» аппаратуру. Мы тоже вынуждены были так поступить. Купили динамики, договорились с воинской частью, нам дали материал, ДСП, краску, и мы сами собрали аппарат, который потом частично перешёл в нашу собственность. Все были постоянно заняты трудом, исканиями, всё время усовершенствовали аппарат, придумывали новые световые эффекты. На репетиции ставились и решались самые разные вопросы, вносились предложения, как лучше что-то сделать. В общем, работать было интересно. Конечно, если сейчас сопоставить атрибуты, находящиеся на сцене, с нашими, то это будет выглядеть приблизительно так же, как если компьютер сравнить с каменным топором. Однако мы не унывали, наоборот, были полны энтузиазма, и наши концерты проходили довольно успешно, не всегда, конечно. Дело в том, что сложные музыкальные композиции, исполняемые нами, трудно воспринимались массовым слушателем, особенно если учесть, что мы гастролировали в Таджикистане, Узбекистане, Казахстане. Что же делать: хорошо, что хоть такие предложения были. Ведь мы тогда нищенствовали, рваными ходили. Порой приезжали на студию или на телевидение и... стыдно было. Игорь не снимал плаща. У него был американский плащ, ему Митчел подарил, длинный такой плащ, прикрывающий рваные джинсы. Его Игорь и летом не снимал, а если бы надумал снять, оголились бы коленки. Что делать, денег на покупку новой одежды не было. Зарплата была мизерная при совершенно жуткой отдаче.
В то время с Игорем произошёл трагический случай. В очередную гастрольную поездку по Таджикистану мы должны были дать несколько концертов в Ленинабаде. Выступали мы в современном Дворце культуры из стекла и бетона, с большими сценическими возможностями. Однако на генеральной репетиции было обнаружено, что колонки дают фон, от которого мы никак не могли избавиться. Кто-то посоветовал заземлить акустическую аппаратуру на силовой ящик: там был какой-то винт, который местный электрик определил как точку заземления. Потом оказалось, что это была силовая фаза промышленного напряжения в 380 В. Но мы этого не знали, заземлили аппаратуру; фон действительно исчез, и мы благополучно отработали весь концерт. Игорь играл на бас-гитаре и пел. В финале концерта Игорь откланялся, пошёл занавес, и вдруг он взмахнул руками от микрофона и начал падать. В первое мгновение никто не понял, что случилось. Я в тот вечер работал со светом и стоял за левой кулисой. Почему-то я сразу сообразил, что Игорь попал под напряжение. Мы вдвоём с гитаристом Абашидзе ринулись к щиту и молниеносно выдернули шнур, обеспечивающий питание аппаратуры. Если бы не сработала наша интуиция, Игорь наверняка погиб бы в тот вечер. Он лежал на полу, без сознания, посинел, изо рта пошла пена. Начались конвульсии, его вывернуло в какую-то невероятную позу. Зрелище было ужасное. Я сам чуть не упал в обморок. В руках у него оставалась бас-гитара, которую мы никак не могли оторвать. К ладони пригорели струны. По всей видимости, спасло то, что мы перенесли его на металлическую поверхность. Обычно на больших сценических площадках по всем кулисам идёт рифленое железо, на которое ставится противопожарное оборудование. Я где-то слышал, что, если человек попал под напряжение, его надо либо закопать в землю, либо положить на большой металлический лист, что мы и сделали. Начали делать искусственное дыхание, и довольно быстро удалось привести его в сознание. «Скорую» не вызывали. В этой истории самое непонятное то, что эффект взаимодействия с электрическим полем проявился не сразу. Отработали весь концерт, и никто не попал под напряжение. Возможно, сыграло роль то обстоятельство, что перед концертом сцена после мытья была влажная, вода пролилась вниз в щели, а потом во время концерта начала испаряться, увлажняя воздух и создавая поле, хорошо проводящее электрический ток. Подобные случаи нередко бывают на концертах, иногда в таких ситуациях людей убивает насмерть. Игорь быстро оправился, но получил психическую травму и некоторое время после этой истории боялся брать микрофон в руки, просил обмотать изоляцией. Потом этот случай стёрся из его памяти.
Через некоторое время наш коллектив стал постепенно распадаться. Кто бывал на гастролях, знает, что, к сожалению, длительные поездки, как правило, приводят к возникновению антагонизма, коллектив разбивается на коалиции. Люди просто надоедают друг другу. Изо дня в день играют одно и то же, поют одно и то же, видят одни и те же лица. Музыканты начали запивать. Игорю в конце концов всё это надоело до смерти. Порой концерт спасали его три песни, исполняемые под рояль. Взаимное недовольство переросло в скандалы. Я не выдержал, ушёл из группы. В скором времени произошёл раскол, и «Апрель» прекратил своё существование.
Игорь перебрался в Ленинград, и начались его мытарства по группам. Коллектив, в который он поступил, сначала назывался «Лира», потом был переименован в «Калейдоскоп». Работали от Сыктывкарской филармонии. В то время Игорь уже начинал понемногу исполнять свои песни, хотя ему и запрещали это делать. Скандалы такого рода начались раньше, ещё тогда, когда Игорь работал в Архангельской филармонии. Директор филармонии Слесарев вызывал его к себе в кабинет и говорил:
— По какому праву вы поёте свои песни? Вы не входите ни в Союз композиторов, ни в Союз писателей. Где ваши регалии: дипломы лауреата конкурсов и т.д.? Я запрещаю вам исполнять ваши песни.
Игорь много раз делал заявки на участие в гала-концертах, но всегда получал отказ. Отчаявшись, он пришёл к выводу, что самому никак не пробиться, а ведь ему так хотелось, чтобы зрители узнали его песни. В то время у него были уже задумки другого плана, постепенно он начал подбираться к политике...
Порой, когда получался сбой в творчестве, когда приходилось сталкиваться с непониманием (а это, к сожалению, бывало часто), Игорь впадал в депрессию (иногда он был подвержен этому состоянию) и кричал:
— Я осуществлю мечту своих детских лет, уйду работать таксистом!
— Правильно, и будешь петь за рулем: «А дорога серою лентою вьётся»! Так весело тебе будет.
Он, конечно, смеялся, в таксисты не уходил, хотя и были мысли уйти, оставить сцену. Уставал от непонимания, от вставляемых в колёса палок. Какое-то время не мог работать, лежал, смотрел в потолок и ничего не делал.
Мы зубами вгрызались в цепи, Мы ногтями впивались в лёд. Прорывали стальные сети. И взлетали, нас били влёт. А теперь мы с тобой притихли Истощили нервный запас, К неудачам давно привыкли, А удачи пугают нас. Троп проторенных не искали, Не ходили на компромисс, Мало ели и плохо спали, За фортуною не гнались. А теперь мы с тобой притихли, Истощили нервный запас, К неудачам давно привыкли, А удачи пугают нас. («А теперь мы с тобой притихли...») |
Вообще в любой ситуации именно работа помогала ему выстоять. Недаром своё творчество он называл «спасательным кругом».
Спасательный круг, Я вдыхал в тебя труды многих лет, Говорят, что я крамольный поэт, Пусть говорят, Бог им судья. Придут времена, И подует освежающий бриз, И оценят наш сегодняшний риск Наши друзья, Наши друзья. Спасательный круг, А пока что потрудись, милый друг, Ты держи меня, не дай утонуть, Океан грозит бедою. Спасательный круг, Ты молитвами моими упруг И, сжимая осторожно мне грудь, Поднимаешь над волною. Спасательный круг!!! («Спасательный круг») |
Потом состояние депрессии проходило, и он брался за работу с удвоенной силой, потому что чувствовал — упущено время.
Вообще это был очень тяжёлый период в его жизни, прежде всего ощущением безнадежности. Талант Игоря бессовестно эксплуатировался. Доходило до того, что его песни (почти вся ранняя лирика) подписывались другим именем. Игорю сумели доказать, что если он будет одновременно автором и музыки, и стихов, то никогда не пробьёт свои песни, потому что никто не поверит, что композитор может писать ещё и стихи. Всегда был композитор и рядом — поэт-песенник, и все к этому привыкли, а чтобы композитор сам писал и стихи — такого быть не может, потому что не может быть никогда. И только в том случае, если Игорь будет автором текстов, а композитором — другой человек, его песни можно протолкнуть. И он легко поверил в эту ложь.
