В старших классах Игорь учился в школе № 11, и, конечно, на нём держалась вся художественная самодеятельность. В то время он уже играл и на фортепиано, и на гитаре. Кстати, игру на фортепиано Игорь освоил самостоятельно, хотя у нас дома инструмента тогда не было. Он создал школьный ансамбль, который с блеском выступал на вечерах. Тогда музыкальные группы назывались ВИА — вокально-инструментальный ансамбль. Было великое множество всяких ансамблей: и хороших, и посредственных. В посёлке Первомайский играл на танцах ансамбль «Колокольчик», который пользовался большой популярностью. Из Щёкино молодёжь ездила на танцы именно в посёлок Первомайский. Потом Игорь с друзьями тоже создали ансамбль; назывался он «Былое и думы». Сначала они базировались во Дворце культуры третьей западной шахты, где им предоставили помещение. Щёкинская молодёжь очень полюбила их ансамбль и стала ездить уже и на третью западную шахту, потому что там играли Тальков, Заломов, Лысенков, Глудин. Оттуда ребята перебрались на новую базу, на завод РТО. Это было уже в новом районе, куда мы переехали из барака. Нам дали квартиру в пятиэтажном доме на улице Лукашина. Там прошла юность Игоря до самой армии. Однако и после переезда он всё время уходил на старую квартиру в бараки: там остались его друзья, в том районе была школа, там была вся его жизнь.
У школьного костра
Игорь писал мне в армию, что у него ансамбль на РТО и они пишут там какие-то песни, устраивают конкурсы. Но я не относился всерьёз к его занятию. Я больше склонялся к тому, что он станет музыкантом-инструменталистом. Ведь он виртуозно играл на баяне и ещё на многих инструментах: на гитаре, на фортепиано, мог быть барабанщиком. Петь, как мне казалось, он не мог, потому что в детстве сорвал голосовые связки. Каким образом?
У нас была большая игрушечная машина — грузовик ЗИС-150. Крутишь вертушку — поднимается кузов, самосвал. Это была любимейшая наша игрушка. К машине мы привязывали ремнями кота, он не хотел сидеть сам, а нам нужен был пассажир. Получалась потрясающая симфония: кот орал и шипел, самосвал визжал и скрежетал железными колесами. Когда Игорь оставался один, то обычно залезал под кровать. У него там солдаты — война или строительство какое-то. Ему, конечно, хотелось, чтобы машина не визжала, а работала, как настоящий автомобиль. И вот он рычал, искусственно изображая рёв мощного двигателя. Так он всё время и напрягал голосовые связки, пока не сорвал их совсем. После этого он разговаривал хрипло, а когда хотел подпеть, то сипел, и это выглядело очень смешно.
Пионерлагерь "Солнечный"
У всех вокалистов в то время были голоса с большой амплитудой, широким диапазоном: «Смотри, какой диапазон!» — тогда принято было говорить. Уже получила известность Алла Пугачева. Было много популярных ансамблей, и вокалисты, поющие в них, имели неплохие голосовые данные. Кстати, хорошие ансамбли были: «Поющие гитары», «Весёлые ребята», «Голубые гитары» — ансамбли, имеющие своё лицо. Сейчас я этого не вижу в огромном количестве всевозможных групп.
Мне было очень смешно, когда в армии я получил письмо Игоря, в котором были такие строчки: «Бог услышал мои молитвы. Я принят в профессиональный ансамбль Тульской филармонии, который называется «Фанты». А приняли меня туда как лидера-вокалиста».
Я несколько раз перечитал это место. Очень странно! Если бы его приняли как музыканта-инструменталиста, если бы его взяли на подпевки, это было бы ещё понятно, но лидер-вокалистом в профессиональный ансамбль? Это было совершенно непонятно. Я и не знал тогда, что у Игоря в то время возникли большие проблемы. Впервые незнание нотной грамоты стало серьёзным препятствием на его творческом пути. Дело в том, что в профессиональном ансамбле, куда приняли Игоря, и до него появлялись ребята, не знавшие нот, но за какой-то промежуток времени они их осваивали. Сейчас-то вообще ноты и партитуры не нужны, в эстрадных группах вполне обходятся без них, потому что используются компьютеры и все поют в основном под фонограммы. А раньше при работе на студии без партитур нельзя было обойтись. Домашних студий практически не было, пользовались профессиональными студиями звукозаписи, на телецентре, на радио. Время записи был ограничено, как и сейчас на хороших студиях. Каждому музыканту отводилось место, перед ним на пюпитр ставились ноты — партитура. Вот в этой ситуации музыканты и проявляли себя. Ведь до этого многие из них утверждали, что в совершенстве знают ноты и играют с листа. Но одно дело знать ноты, читать их, а другое дело воспроизводить их тут же на инструменте; это сложный процесс. Поэтому в ансамблях, как правило, были заняты профессионалы.
Вот тут-то Игорь впервые столкнулся с проблемой нот. В своё время в музыкальной школе он отринул нотную грамоту, она ему была не нужна на том этапе. Потом он работал с самодеятельными музыкантами, которые так же, как и он, играли на слух. А в профессиональном ансамбле на репетиции приходилось играть с листа и петь по нотам. Тут и началось сольфеджио, которое лютой ненавистью ненавидят те, кто прошёл музыкальную школу. Что делать?
В то время Игорь познакомился с девушкой — Светланой. Он и раньше, ещё в школе дружил с девочками, в кино с ними ходил, мороженым угощал — у всех в детстве такое бывало; а теперь впервые возникло серьёзное увлечение... Светлана закончила музыкальное училище им. Даргомыжского в Туле. Игорь попросил её о помощи. И вот они засели за фортепиано, и Игорь начал изучать нотную грамоту с азов, с постижения нотных знаков. С нуля начинать — это кошмар! Тем более в таком возрасте. Это дети всё быстро схватывают, а ему уже восемнадцать лет было. Но для Игоря препятствий никогда не существовало, он очень серьёзно подошёл к этому занятию и замучил Свету насмерть. Она говорила:
— Я больше не могу! Я всё брошу!
Нет! Игорь денно и нощно осваивал ноты. Для этого ему понадобилось очень мало времени. Если обычно на изучение музыкальной грамоты требуется значительное время, то он освоил её за лето.
С тех пор началось становление Игоря как профессионального артиста. Он быстро вошёл в структуру музыкальной жизни и молниеносно приобрел популярность в Туле. Когда я пришёл из армии, то увидел потрясающую картину. Если бы мне кто-нибудь сказал, что это Игорь выступает, я бы не поверил этому никогда. Но не мог ведь я не поверить своим глазам и своим ушам. Игорь запел. И достаточно хорошо. У него был своеобразный голос, отличающий его от остальных певцов: хриплый, но душевный, очень проникновенный. Он пел в то время зарубежные шлягеры и наши «советские» песни, которые обязательно должны были входить в репертуар исполнителей. Дело в том, что все ансамбли в то время были под управлением Министерства культуры, куда надо было сдавать концертные программы. Правда, некоторые песни не сдавались комиссиям и работались только на концертах, но палку перегибать тоже было нельзя. Могли распустить коллектив, лишить звания, которое присваивалось на конкурсе, так что «советские» песни тоже приходилось петь.
 Тульский ансамбль «Фанты» |
Игорь начал набирать силу. Светлану он тоже постепенно втягивал в орбиту своей музыкальной жизни, привел её в коллектив. Она имела сильный голос, но у неё не было «манеры» исполнения. А Игорь всегда говорил, что можно обладать прекрасными голосовыми данными, но, если нет манеры исполнения, нет звукоизвлечения достаточного, чтобы тебя услышали, певец не состоится, будет безразличен зрителю, в душу не будет проникать. Игорь учил Свету, но эстрадное пение было, видимо, не для неё.
К восемнадцати годам у Игоря был немалый багаж. Я уже говорил, что он играл на многих музыкальных инструментах. Однажды я совершенно случайно обнаружил, что, помимо всего прочего, он играет ещё и на скрипке. Дело было так. Когда я пришёл из армии, мы как-то собрались вместе: мой армейский друг Миша Скубилин (в армии он руководил ансамблем), Игорь и я. Решили что-нибудь изобразить. Я взял гитару, Миша сел за пианино. И вдруг, откуда ни возьмись Игорь вытащил скрипку — пыльную, со сломанной кобылочкой и начал что-то цыганское играть. Такая получилась у нас «гоп-компания», как Игорь иногда говорил, «скрипка, таз и утюг». Игорь всё осваивал самоучкой, просто он был очень способный, и ему все давалось необыкновенно легко. У нас порой возникали споры на эту тему. Я говорил ему:
— Ты талантливый человек. Всё тебе просто. Вот ты сел и написал стихотворение. Тебя осенило, ты и пишешь.
— Нет, это я трудом, кровью и потом дошёл до всего этого.
Вообще он был работяга, я таких больше не видел. Когда человек создаёт что-то и видит каждодневный результат своего труда — это понятно. А Игорь мог сутками работать над каким-нибудь музыкальным штрихом. Для меня это было смертоубийство. Например, ему надо что-то переделать, и вот он по тысяче раз переигрывал одну и ту же музыкальную фразу на протяжении нескольких часов. В конце концов я не выдерживал:
— Если ты не прекратишь, я разобью фортепиано. У меня уже сил нет слушать!
Я закрывался двумя подушками, залезал под одеяло... А он работал, пока не добивался необходимого звучания той или иной музыкальной фразы.
Игорь часто говорил, что творчество — это мучение и колоссальный труд. А в результате рождение той или иной песни воспринималось как своего рода озарение: есть только канва, эскиз и вдруг — сразу осеняет, и песня создаётся на одном дыхании. Так, например, была написана «Россия»...
Постепенно, освоившись в «Фантах», Игорь начал подавать свои идеи. Руководитель ансамбля Васильев стал доверять ему проведение репетиций. Оркестр был с мощной инструментальной основой, в него входила большая медная группа, гитары, скрипки. Хочу отметить, какой у Игоря был феноменальный слух. Однажды он при мне остановил репетицию:
— Стоп, ребята! Вторая труба в седьмом такте сыграла не ту ноту.
Для меня это было чем-то фантастическим. Как можно услышать в целом оркестре одну ноту, сыгранную трубой. Надо учесть, что в то время Игорю было всего восемнадцать лет, а такое качество, как правило, нарабатывается с годами.
Игорь очень любил Москву. Как только выдавались два-три свободных дня, он сразу отправлялся к родственникам. Электрички из Тулы в Москву ходили очень редко, и народу в них набивалось так много, что даже в тамбуре стояли. Игорь никогда и не пытался сесть, он с детства привык уступать место пожилым людям, женщинам и детям.
Игоря возмущало, что его ровесники с девушками и без них спокойно сидели в электричке перед старшими. Чтобы успокоить свою совесть, парень обычно брал газету, углубляясь в чтение, якобы не замечая ничего вокруг. Другой обнимался с девушкой, нашёптывая ей что-то и делая вид, что не замечает пожилых людей, стоящих вокруг (от Тулы до Москвы ехать четыре часа, пожилому человеку не выстоять, я по себе знаю). Возмущение подобным поведением своих ровесников Игорь выразил в стихотворении «Электричка»:
Электричка, расскажи, Где хранятся тайны лжи, Тайны хамства и добра Человечьего нутра? — Ну и что же, расскажу, Сущность в людях покажу. Покажу фальшивость слов, Изворотливость умов. Видишь: парень, развалясь, С молодухой обнимаясь, Скаля зубы, сладко спит. Рядом дедушка стоит... Только он не сладко спит... Слышит шёпот: «Дед стоит...» «Да, стоит, чтоб он подох, Потерпи чуть-чуть, мой бог». Все мужчины тоже спят, Видеть женщин не хотят... Это ж надо так терпеть, Чтобы только посидеть! А один весь путь читает, Никого не замечает. Только смотрит этот хлыст На один и тот же лист. |
Окончив школу, Игорь поехал в Москву поступать в театральное училище. Когда он впервые вошёл в институт, а для него он был храмом искусств, чувства переполнили его, что выразилось в стихотворении:
Без памяти, без чувств, Как будто бы во сне, Вхожу я в храм искусств, И кажется вдруг мне: Нет пола подо мной, Не материален я, Живой и не живой! И есть — и нет меня! Куда-то вдаль лечу В загадочном кругу. Себя понять хочу, Понять же не могу. Но, ощутив тепло во Взглядах строгих глаз, Я чувствую — пришло то, Что придёт не раз. |
Вот они, эти мгновения озарения, вдохновения, осознания того, что «этот мир — мой» и что «свободное место» на сцене может быть занято им по праву.
В училище Игорь срезался на экзамене литературы, обнаружив полное незнание текста шедевра соцреализма — романа М.Горького «Мать». Расстроенный, уехал домой. Потом ему подсказали, что можно было остаться в училище вольнослушателем, но было уже поздно. Дело в том, что многие студенты, принятые по блату, в процессе учёбы очень скоро обнаруживали свою профнепригодность, их отсеивали. А истинно талантливых ребят из тех, что оказались после вступительных экзаменов за бортом, принимали. Они учились, заканчивали театральные институты, становились артистами. Но эта возможность оказалась упущенной. А жаль... Ведь отец так хорошо его подготовил. Игорь так неординарно прочитал на конкурсе «Скифов» Блока, что сразу привлёк внимание экзаменаторов, прошёл все туры по специальности. Но, видимо, не судьба.
Однако заложенный от природы актёрский дар органично выразился в его песнях. Ведь, по существу, каждая песня Игоря — это мини-спектакль, срежиссированный и отработанный до мелочей. Всё — и стихи, и музыка, и аранжировка, и сценический имидж — рождало органическое единство. Может быть, именно поэтому зритель сразу заметил Игоря, выделив его из общей массы нашей зачастую безликой эстрады и поверил ему.
Неудачная попытка поступления в театральное училище послужила толчком для написания стихотворения:
Расплылись вдруг дома пред глазами, Горькой горечью обожгло сердце, И обида расплескалась слезами, Будто в душу насыпали перцу. Всё поблекло — деревья, небо, Всё низверглось в лавину ненастья. Или я человеком не был? Или я недостоин счастья? Сплюну горечь и слёзы вытру, Недосуг нам сегодня плакать. Знать, удел мой немного хитрый: Не асфальт преподносит — слякоть. Ну и что ж, раз судьба такая, Прошагаю сперва по грязи. Я на слякоть бетон натаскаю, На асфальт буду честно вылазить. Но зато, проходя по бетону, Опасаться трещин не буду, Потому что сам клал, со стоном, Клал в пример бездарным верблюдам. В бесшабашные юности годы Нам всё видится в розовом свете, Потому что мы дядь антиподы, Потому что мы всё-таки дети. Но впоследствии мы замечаем: Наши грёзы развеяны где-то, Потому как, правду качая, Видим чёрную сторону света. Не получится жизни сладкой, Если только молчать и плакать, Нужно жить. Если б старт был гладкий, На бетоне бы встретилась слякоть. (13-16/VII—1974) |
При поступлении в училище он увидел воочию, как шустряки хамством, обманом могут всюду влезть, особенно если у них есть «рука». Это было первым серьёзным уроком, который преподнесла ему жизнь. Вообще до этого провала в училище он совершенно не знал жизни...
Очень рано Игорь понял, что человеку ничего не даётся задаром и жизнь обретает подлинный смысл только благодаря активному к ней отношению:
Не печалюсь, иду себе смело. Верю, с жизнью я буду дружить. Только жизнь нам сперва нужно сделать, А потом уже счастливо жить. (26/VI—1974) |
