А какая чудесная жена у Игоря, Татьяна. Есть, конечно, хорошие жёны. Но редко можно встретить такую, которая могла бы всецело пожертвовать собой ради мужа. Я любила своего мужа, но любила и себя. У меня всегда было своё «я», а Татьяна его подавила. Она делала то, что нужно было Игорю. Неприятности ли были, болезни ли — Таня умела скрывать это. Игорь был вечно занят и ничего не замечал, а я замечала:
— Таня, что с тобой?
— Голова болит.
Или ничего не говорит, а глотает таблетки. Никогда не жаловалась: тут болит, там болит. Заболел ли ребёнок, Таня старалась скрыть это, чтобы не огорчать Игоря. Она, как могла, оберегала — вот то слово — ОБЕРЕГАЛА Игоря от всего. Она могла недоесть, недопить. У Игоря всегда были овощи, фрукты, мясо. Даже когда они были совсем бедные. Было время, когда она пила один чай. Ребёнка кормила и Игоря. Ему было с ней не только хорошо, ему было с ней уютно. Она предупреждала каждое его желание. Он только откроет рот, а она говорит:
— Сейчас.
— А как ты догадалась?
— Я почувствовала.
Игорь был человек влюбчивый, увлекающийся; превозносил женщин, наделял их придуманными достоинствами. В результате этих увлечений появлялись песни. Но предан он был только своей жене. Делился с ней всем. Она ему была и женой, и другом, и сестрой, и матерью. Это был человек, необходимый ему в жизни. Она его даже не ревновала, а если и ревновала, то не подавала вида. Я и то возмущалась иногда. Татьяна его всегда защищала, потому что понимала — ему так нужно. Я её как дочку любила и сейчас люблю. Не раз говорила сыну:
— Игорь, тебе Таня не только жена, она тебе и друг, и мать, и нянька.
С гастролей он приезжал домой, как на праздник. Как хорошо дома! А дом — крошечная хрущевская квартирка. Ни повернуться, ни пройти, но это было гнёздышко, в котором тепло, уютно и спокойно. Игорь постоянно работал. Приезжая в Щёкино из Москвы, он работал и у меня. Корпел над какой-нибудь песней, постоянно переделывая и украшая её, либо сочинял что-нибудь новое. Однажды, помню, он ушёл работать в спальню. Перенёс столик из кухни, взял гитару, сел на кровать, закрыл дверь и начал работать. Мы с Татьяной занимались хозяйством, варили варенье, разговаривали с ребёнком. Вдруг открылась дверь и вышел Игорь:
— Милые мои женщины, идите сюда. Я только что сочинил песню. Не знаю, понравится ли вам?
И спел нам «Рыжего». Мы с Таней лишились дара речи. Смотрим на него и молчим. Он смотрит на нас и тоже молчит. В конце концов расхохотался:
— Ну что, пойдёт?
— Ну-ка спой ещё раз, Игорь, эта песня пойдёт на «бис».
— Да ну, что-то ты, мамочка, перегибаешь палку. Он всегда сначала сомневался в своих песнях. Но я оказалась права. «Рыжего» он всегда исполнял в финале концерта и всегда на «бис», зрители скандировали: «Рыжий», «Рыжий»! В конце концов Игоря с этой песней пригласили на телевидение и записали клип. Сам Игорь считал эту песню наивной, хотя она не такая уж и наивная.
В предпоследней стадии отчаянья, Озабоченный всерьёз, Я сидел у зеркала печально И бубнил себе поднос: «Ох уж эта мне капуста, Ох уж эта мне капуста». Имелась ввиду капуста, В которой нашли меня. Среди всех мальчишек и девчонок Выделялся я всегда: Самые большие уши в мире Были у меня тогда, Да ещё и конопатый, Рыжий, маленький, носатый, Ох уж эта мне капуста, В которой нашли меня. «Рыжий»,— только и слышал Я со всех сторон И очень был обижен. «Рыжий» — ни много, ни мало, Это слово меня возмущало И жить не давало. Как назло, в то время модной стала Песенка про рыжий гриб, Каждый день по радио звучало: Руды, Руды, ры... Я писал письмо в газету С критикой на песню эту И с досады под машинку Голову остриг. Если же в кого-нибудь влюбиться Мне случалось, то тогда Я не мог взаимности добиться В этом деле никогда, И говорили мне девчата: «Ну ты же очень конопатый, И уши у тебя какие-то, прям, Ну, просто, прям, беда!» «Рыжий»,— только и слышал Я со всех сторон И очень был обижен. «Рыжий» — ни много, ни мало, Это слово меня возмущало И жить не давало. Думал, думал, что мне делать, Чтоб беду преодолеть, И купил гитару и гантели, Стал стихи писать и петь, Регулярно распевался, Физзарядкой занимался И в зеркала на себя решил не смотреть. Ну что в них смотреть?! Самым-самым популярным Стал в своём дворе. Стали мне завидовать ребята И девчонки — вслед смотреть, Солнце в небе — улыбалось, Жизнь прекрасною казалась, Ну всё-таки как хорошо иногда Уметь петь. «Рыжий»,— больше не слышал Я со всех сторон, И жить мне легче стало, «Рыжий» — ни много, ни мало, Это слово меня не смущало И жить не мешало. Вот и вся история в общем-то. «Подождите, подождите, неужели вся? И что, Вас так ни разу больше и не называли рыжим?!» Ну почему же не называли, называли, Но мне это было очень приятно. Подождите минуточку, сейчас я передохну И доскажу Вам эту историю до конца. Годы как безумные несутся В пёстрой суете сует, И в тот мир далекий не вернуться С высоты минувших лет, И теперь тот конопатый, Рыжий, маленький и носатый В самых счастливых снах Приходит ко мне. «Рыжий»,— снова я слышу, И во сне его зову и часто вижу. «Рыжий»,— слышу я снова, Но теперь для меня это слово — Волшебное слово. («Рыжий») |
В последнее время я жила с Игорем и Татьяной. Игорь был очень занят и мало общался с сыном, а ведь как хорошо было раньше, когда он был более свободный, хотя и нищий. Сколько времени он уделял ребёнку! Папа для Игорька всегда был авторитетом. Если Игорёк шалил, ему всегда говорили — вот сейчас придёт папа, увидит. Он просил:
— Мамочка, милая, я больше не буду. Только не говори папе!
Дело не в том, что он боялся, но он настолько уважал отца, что не хотел его огорчать. Ребёнок рос эмоциональным, но послушным. Он так нас смешил. Игорь отводил с ним душу. Ложился на кровать, брал его на руки, выделывал какие-то трюки, прижимал к груди, хохотал. У них в семье я была счастлива. Я спала на полу и не замечала того, что был жёсткий матрас, что холодно и на мне два одеяла. Если я не ходила на концерт к Игорю (а иногда он говорил: «Мамуля, отдохни дома»), то всегда дожидалась его возвращения. Он приходил с концерта, как с праздника, приносил охапки цветов. Вся комната благоухала. Игорь сиял. Это было счастье...
Постепенно Игорь приобрёл кое-какую аппаратуру. Он мечтал об аппаратуре для звукозаписи, чтобы не нуждаться в услугах студий:
— Мне назначают время, и я приезжаю. В это же время приезжает какая-нибудь «звезда». Конечно, «звезду» вперёд, меня — назад. Вот я и теряю два-три часа драгоценного времени.
А дома он ни минуты не терял, всегда был с книгой, карандашом или блокнотом. Очень много читал, особенно по истории, делал пометки или в блокнот что-то выписывал. Я не могу вспомнить такого случая, чтобы Игорь вёл себя праздно. Рано утром он вставал, делал зарядку и бежал в Коломенское. Одно время, когда ещё не было машины, они с Татьяной и Игорьком на велосипедах ездили на Борисовские пруды подышать свежим воздухом. В последнее время он вообще никакого отдыха себе не мог позволить.
Хотя Игорь и не стал профессиональным драматическим актёром, судьбе было угодно распорядиться так, что его мечта сняться в кино сбылась. Кинорежиссёр Салтыков увидел отснятый на телевидении клип с «Россией» и отметил актёрские данные Игоря, ту искренность и неподдельную боль, которой был полон его взгляд. Игоря пригласили попробоваться на главную роль в фильме «Князь Серебряный». Игорь согласился с радостью, так как это была близкая его духу тематика. Сначала были фотопробы. Так получилось, что на роль стремянного князя Вяземского пробовался и я. Было лето, жарища стояла... Надели на нас шерстяные одежды опричников с шашками или мечами, уже не помню. После долгих фотопроб в студии начались кинопробы. Было много забавных случаев, особенно когда пробовался я. Не помню того текста, который я должен был произносить, когда опричники громят усадьбу Морозова. Я должен был стоять у какой-то изгороди и говорить что-то Хомяку, который стоял рядом и наблюдал за разбоем. Раз двадцать — двадцать пять всё это пробовалось, снимали в разных ракурсах. Жара от софитов стояла невыносимая. По мне струился пот. Я перепутал всё на свете, говорил какой-то текст от себя, язык заплетался. В конце концов Салтыков рассмеялся и прекратил пробы. На примере этих мучений в процессе кинопроб я понял, что не выдержу, и не стал сниматься. А Игоря начали снимать.
Потом произошли изменения в съёмочной группе. Как-то незаметно устранили Салтыкова, на смену ему пришёл режиссёр Г.Васильев, который по-своему переделал сценарий, в результате чего он стал всего лишь отдалённо напоминать роман А.К.Толстого и приобрёл отчасти пародийный характер.
 В роли князя Серебряного |
Обычно последовательность съёмок эпизодов фильма не соответствует сценарию, снимается как бы вразброс, и только благодаря окончательному монтажу картина обретает целостность и последовательность. Бывало так, что Игорь въезжал в кадр на лошади одной масти, а выезжал на другой. Но, может, зритель этого и не заметил. Игорь поставил условие, что будет сниматься без каскадёров, сам скакал на коне, сам рубился в батальных сценах.
Уже во время съёмок фильма «Князь Серебряный» режиссёр Николай Стамбула предложил Игорю сняться в другом фильме, который затрагивал проблемы тогда впервые гласно проявившегося рэкета, где Игорь должен был сыграть одного из отцов мафии среднего пошиба. Поначалу он отказывался, не желая разрушать того сценического образа Талькова, что сложился в восприятии зрителей. Но потом Игоря убедили, что мастерство актёра проявляется именно в его способности играть разноплановые роли, и получилось так, что он одновременно работал над двумя диаметрально противоположными экранными образами: благородный князь и главарь мафиозной группировки. Уговорили отсняться и меня; я сыграл одного из подручных бандитов.
В процессе съёмок складывались курьёзные ситуации. Приезжал Игорь из Алабино, где снимался фильм «Князь Серебряный» (потому что там стоял единственный кавалерийский полк, обслуживающий весь наш кинематограф, все батальные сцены), в Москву, на Чистопрудный бульвар, где тоже снималась батальная сцена фильма «За последней чертой».
Почему-то Васильев считал, что если князь — Серебряный, то и волосы у него должны отливать серебром или золотом. В результате у Игоря был такой золотисто-пшеничный цвет волос, а бандит в фильме Стамбулы, по замыслу авторов, должен был быть жгучим брюнетом. И вот прилетает Игорь из Алабино на Чистопрудный бульвар: там в ресторанчике снимался один из эпизодов фильма. Неподалеку стояли автобусы с реквизитом, гримерами, костюмерами и т.д. Смотрю, Игорю что-то делают с головой, и она чернеет на глазах. Я сначала не понял, что они делают: красят что ли, так ведь без воды? Подошёл поближе и увидел, что волосы, оказывается, красят копировальной чёрной бумагой. Просто натирали пшеничные волосы князя Серебряного под брюнета-мафиози обычной копировальной бумагой. Отснимался Игорь в том или ином эпизоде, мыли ему голову, и пшеничным он возвращался на съёмки «Князя Серебряного».
Интересные моменты бывали и на концертах, когда мы снимались уже в Москве, на Куличках, в Морозовском доме. Игорь должен был выступать в Концертном зале «Россия» в гала-концертах. А тут идут съёмки. И вот, чтобы убить сразу двух зайцев, он прибегал на выступления в «Россию» так, как бывал одет: в княжеском кафтане, с саблей наперевес, в княжеской шапке, подбитой соболем:
— Простите, ради Бога, дали отбежать всего на десять минут, пока перезаряжают камеру...
Игорь не только совмещал работу на двух съёмочных площадках (а снимали и в Москве, и в Алабино, и в Суздале), сюда же вклинивались съёмки на телевидении, работа в студиях звукозаписи, интервью, концерты... Работал он почти двадцать четыре часа в сутки, когда спал — не знаю. После съёмок где-нибудь на поле брани, где они били татар, он садился писать стихи к новой песне или аранжировал её под гитару, которая всегда была при нём.
Во время съёмок одного из эпизодов фильма «Князь Серебряный» произошёл забавный случай, о котором хочу рассказать особо. Снимали вечером битву с татарами. Васильев попросил меня поджечь дальние стожки, быть поджигателем, то есть, чтобы было больше пламени (а тем самым больше света для съёмок). Я обратил внимание на то, что неподалеку стоит очень много лошадей и, казалось бы, одни стоят, без наездников. По сценарию это был табун лошадей, который от испуга куда-то должен был пробежать мимо камеры. Но сами, без наездников, кони не были обучены бежать, и что придумали: оголили солдат-кавалеристов до пояса, и они сползли с луки на одну из сторон лошадей, чтобы камера их не взяла и создавалось впечатление, будто лошади бегут сами по себе, неуправляемые, без седоков. Но, как всегда у нас бывает, то одна камера не пошла, то три стога подожгли, а не четыре, а нужно было пять, оказывается, то изгородь не горит — плохо бензином облили... Я-то что, я с факелом стою за стожком, одетый, жду команды. Вечер уже, почти стемнело — это в ложбине было, сыро, комарья там... А ребята эти бедные, полуголые, которые сползли за луки в ожидании начала съёмок,— так, оказывается, комары сожрали насмерть этих солдат-кавалеристов. И пока им не дали команду: «Вперёд!»,— они прокляли всю съёмочную группу...
Из-за постоянных разъездов на гастроли Игорь редко показывался дома, а если и показывался, то тут же убегал то на студию, то на съемки куда-нибудь. И чтобы быть с ним рядом, Татьяна тоже устроилась на «Мосфильм» помощником режиссера на фильм «Князь Серебряный». Жили они в домике, который снимали вместе с Васильевым. Танюша всегда была рядом с Игорем, разделяла с ним трудности, комарьё кормила. Мне доставалось меньше, я-то в основном решал вопросы в Москве; а на съёмки наезжал временами.
Места там были очень красивые: деревня, поле, лес, а ведь Игорь всегда мечтал купить домик в деревне. Вообще он любил скакать на конях, и скакал порой без поводов и стремян, чем удивлял профессиональных каскадеров. И когда съёмки бывали удачные, когда Игорю нравилось, он радовался как ребёнок. Человек он был эмоциональный и мог рассказывать до утра, как был отснят тот или иной понравившийся ему эпизод. Его переполняла радость творчества и радость от красоты окружающей их природы.
Потом у него испортились отношения с кинорежиссёром и продюсером фильма Таги-Заде. Игорь не стал досниматься и озвучивать роль. Так что озвучивал уже другой актёр. Когда фильм был смонтирован, Игорь был настолько разочарован результатом, что на презентации, которая состоялась в кинотеатре «Октябрь» в августе 1991 года, публично со сцены попросил прощения у Алексея Толстого и у зрителей за то, что снимался в этом фильме.
Жизнь часто сталкивала Игоря с интересными людьми. Совершенно случайно мы познакомились с Джуной Давиташвили. В то время Игорь сильно травмировал ногу. Вот как это произошло. Его пригласили в «Утреннюю почту» на съёмки песни «Маленькое кафе». На натурных съёмках Игорь подвернул ногу и получил растяжение голеностопного сустава. Сидеть дома с больной ногой не было никакой возможности — были запланированы концерты. Я принёс ему какую-то палочку, так и приходилось выступать на концертах — с палочкой. На один из таких концертов пришёл Вахрамов, журналист из «Вечёрки». После концерта он зашёл в гримёрную:
— Поедем к Джуне, она тебя моментально вылечит.
— Какой Джуне? Давиташвили?
— Да, я её знаю. Поехали!
А надо сказать, что для нас Джуна была женщиной-легендой, её имя было окутано тайной, газеты писали о ней чудеса. До последнего момента я не верил, что мы и вправду едем к Джуне. Приехали. Действительно, встретила нас сама хозяйка. Просидели мы у неё до утра. На протяжении всего этого времени она гладила ногу Игоря, что-то делала с ней. Помню, спросила:
— Ты когда ломал ногу? У тебя трещина с внутренней стороны ступни.
— Да, действительно год назад я сломал ногу. Утром собрались домой. Игорь встал — и за палочку.
— Не надо, иди так, без палочки.
— Я не могу, у меня ведь нога больная.
— Ничего, иди так.
И мы были свидетелями чуда. Игорь встал на больную ногу и пошёл. После этого случая мы стали иногда бывать у Джуны. Оказалось, что она не только лечит людей, но и прекрасно рисует, пишет стихи. Кстати, у неё интересный приём рисования — не кистью, как общепринято, а пальцем. У Джуны оригинальное видение мира, в картинах она выражает свои мысли, свое мироощущение. У Игоря и Джуны установились творческие отношения, иногда они вместе выступали на концертах...
Вышеизложенный эпизод из жизни Игоря, как он описан братом Владимиром, мы считаем, не стоило бы включать в книгу, поскольку пользоваться услугами знахарок и чародеек считается тяжким грехом. Но нужно учитывать, что в то время все мы были ещё духовно неграмотны и нас было легко соблазнить...
Выступление Игоря на концерте, посвящённом презентации газеты «Память», оказалось чревато многими неприятными последствиями. Игорь был знаком с лидером «Памяти» Д.Д.Васильевым, разделял некоторые его взгляды, такие, как возрождение национальных традиций, пробуждение русского национального духа, — вообще всё то, что вмещает в себя понятие патриотизма. Речь идёт не о шовинизме, а об искреннем чувстве национальной гордости, которое должно быть присуще каждому народу: не возвышаться, а гордиться тем, что ты русский, татарин, немец, — гордиться своей нацией. Я считаю, что это вполне естественное чувство. Вот именно эти взгляды разделял и Игорь. Наряду с другими артистами он был приглашён на презентацию газеты «Память». На прекрасно оформленной сцене выступали хоровые и танцевальные коллективы, звучали древние гусли, слышался перезвон колоколов, духовные песнопения. Вообще царила атмосфера настоящего народного праздника, и всё это отражалось в счастливых глазах тех, кто присутствовал в зале. Игорь спел несколько песен, зал устроил овацию, а Васильев обнял и поцеловал его. В этот момент их сфотографировали, и в скором времени эта фотография с «разъяснением», что Игорь является членом «Памяти», появилась в газетах. Это была хорошо продуманная провокация. В то время Игорь уже был известным артистом, и его творчество многим, мягко говоря, было не по душе. Представился случай его скомпрометировать. «Память» — широко известная одиозная организация. Сформированное средствами массовой информации общественное мнение гласит, что в неё входят «фашисты», «шовинисты», и Игоря искусственно «внедрили» в их ряды. Эффект превзошёл все ожидания. Перепуганное телевидение сразу закрыло перед Игорем двери, газеты, на радио моментально объявили бойкот, даже телефон дома замолчал. Игорь хотел тут же напечатать опровержение, но этот материал газеты не брали. Он оказался в тупике. А ведь Игорь не состоял, да и не мог состоять ни в какой общественной организации. Он был личностью. У него были свои очень чёткие убеждения, которыми он и руководствовался в жизни. Если человек вступает в партию или в какое-нибудь общество, то он должен подчиняться уставу, лидеру, авторитету, следовательно, свои взгляды, хотя бы частично, должен корректировать под определённые догмы. Человек, который действительно является личностью, либо создаёт свою партию, если имеет склонность к организованной борьбе, либо остаётся вне какой-либо партии и действует сам. Таким был и Игорь. Он был свободным художником, проповедующим свои собственные взгляды. И надо сказать, для пробуждения самосознания народа ему одному удалось сделать куда больше, чем некоторым многолюдным организациям.
Кстати, об отношении Игоря к политике. Игорь был поэтом. Известно, что у поэтов чистая душа ребёнка. Мы живём в трудное время, когда наш народ ввергнут в пучину политической нестабильности, хаоса и страданий. В такой ситуации поэт, который искренне хочет помочь своему народу, невольно ввергается в бездну политики. После августовских событий 1991 года, в момент всеобщей радости и восторга Игорь поверил в то, что наконец-то свергли коммунистов, наконец-то победила демократия — власть народа. После поражения «путча» Игорь выступил в поддержку демократии. Но когда первый восторг, который заполнил наши площади и улицы, улёгся, люди начали оглядываться по сторонам. Что изменилось? Кто пришёл к власти? Что нас ожидает впереди? Улеглись эмоции и у Игоря. Он вновь начал отличать чёрное от белого. И когда за три часа до смерти журналистка задала ему вопрос:
— Игорь, конкретно, вы на чьей стороне? Он ответил:
— Я на стороне народа.
Старый волк КПСС в овечью шкуру влез, Чтоб вписаться в поворот, подсуетился, Поменяв «СС» на «Р», овца ДПКР Волчьей пастью попытается вцепиться в трон. Хватит! («Господин президент») |
